Entretien (traduit en russe : Поэзия — это всегда ответ невозможному La Poésie – est toujours la réponse impossible) avec Dmitry Berezniy dans Kultura n° 5 (8189), mai 2021, p. 9.
ТЕМА НОМЕРА No 5 27 мая 2021 9
Поэзия — это всегда ответ
невозможному
Современная поэзия переживает не лучшие времена. Сегодня стихи не декламируют на улице, они не ходят в списках, поэты не собирают залы и стадионы. Почему же мы вдруг забыли о поэзии? Что происходитс поэзией в современной Европе?
Об этом специально для «Культуры» размышляет Серж МАРТЕН — французский поэт, эссеист, преподаватель французского языка и литературы в Университете Новая Сорбонна.
Вопрос о том, какое место в жизни со- временного европейского общества за- нимает поэзия, очень непростой. С од- ной стороны, понимание, что такое поэ- зия, варьировалось от эпохи к эпохе. То, что называлось поэзией в XVI веке, есте- ственно, отличается от понимания поэ- зии в начале XX века.
В XVI веке, во времена «великих рито- риков», «Плеяды», Клемана Маро (1496– 1544; известнейший французский поэт и гуманист эпохи Ренессанса. — «Куль- тура»), поэзия была более конкретной. В ней поднимались, например, темы Ита- лии, ее поэтизация времен Ренессанса, античности, или, например, рефлекси- ровалась травма религиозных войн. А вот в XX веке тематически поэзия оказа- лась размытой, так что за исключением размышлений о состоянии бывших ко- лоний или опыте мировых войн поэзия стала более экспериментальной и, как следствие, более сложной для восприя- тия неискушенного читателя.
С другой стороны, всеобщее образо- вание, как известно, привело к разделе- нию культуры на «общую» и «научную». И хотя почти все до сих пор считают поэзию вершиной культуры, сама она, на мой взгляд, ушла из области «общей» культуры в «научную». С чем косвенно связано и то, что поэтические сборники во Франции почти не продаются. В этом смысле поэзия в Европе, мягко говоря, сегодня не самый популярный вид ис- кусства. Да и в школьной среде интерес к ней падает. Не скрою, что мои семинары по поэзии посещают единицы.
Если современных поэтов читают еди- ницы, то песни из хит-парадов слушают миллионы. Но так было не всегда. Еще недавно — в прошлом столетии — все- общее образование было прекрасным ка- налом распространения поэзии и сред- ством ее популяризации. Сегодня же си- туация изменилась. И якобы «виноваты» в этом сами поэты, потому как не стре- мятся быть в хит-параде и не адаптируют свое творчество на потребу массам.
Их стремление завладеть читателем весьма своеобразно — через предложе- ние иной реальности, сильно отличаю- щейся от той, которую предлагает по- требительский капитализм, консьюме- ризм, с его хит-парадами или символи- ческими премиями. Собственно, в этом вся их «вина». Конечно, есть поэты, слу- жащие этому утопическому капитализму, но, к счастью, есть и другие, по-настоя- щему большие поэты, протестующие против культурного тупика современ- ности, в который скатывается человече-ство. И через рефлексию этого культур- ного тупика они предлагают реальность иного порядка.
Вспомним, например, Анри Мишо (1899–1984; французский поэт и худож- ник. — «Культура») с его «Варваром в Азии», Бернара Ноэля (1930–2021; фран- цузский поэт, писатель, литературный критик. — «Культура») с его «Крахом времени» или Анри Мешонника (1932– 2009; французский поэт, лингвист, стихо- вед, переводчик. — «Культура»), писав- шего о несвоевременной силе непозна- ваемой поэзии, о ее ускользании от гру- бости нашего рассудочного века.
Я весь словно нежность.
Я не знаю, глаза мои словно руки, Что видят тебя, незнакомца,
что я прижимаю К себе.
Ты — мой незнакомец.
Поскольку меньше я знаю и лучше. Я знаю, когда я ищу в себе,
Когда я ищу в тебе
Это время, что я лелею
Жизнь, что в моих руках.
(Анри Мешонник, пер. Д. Березний)
Падение популярности поэзии в Ев- ропе во многом связано и с событиями XX века, которые сильно повлияли на восприятие поэтического творчества, как и на саму его внутреннюю логику. Еще Теодор Адорно (1903–1969; немец- кий философ, социолог, композитор, му- зыковед. — «Культура») как-то заметил, что после Освенцима поэзия больше не- возможна.
Однако я бы позволил себе попра- вить его: поэзия — это всегда ответ не- возможному, и все эти десятилетия она всеми силами стремилась это невоз- можное нащупать, обдумать, найти под- ходящую рефлексию. Ведь горе или тра- гедии оставляют нас без голоса, с од- ним только криком. Но рано или поздно голос все же зазвучит — он должен за- звучать! — а вместе с ним зазвучат и те чувства, переживания, которые, как ка- залось, уже давно исчезли, испарились. Скажем, поэт Пауль Целан (1920–1970; немецкоязычный поэт и переводчик. — «Культура») написал блестящую «Фугу смерти» не затем, чтобы свидетельство- вать от лица умерших, но чтобы «продле- вать их жизнь», каждый раз читая стихо- творение. Поэтические строки — словно неисчезающая могила для них.
Объясни мне, любовь, что я сам не могу объяснить;
разве это время, короткое и ужасное,
мне дано только для одних размышлений, в одиночестве?
не для познания любви и не для самой любви?
(Пауль Целан, пер. Д. Березний)
И Герасим Люка (1913–1994; румын- ский, а затем французский поэт и худож- ник, близкий к сюрреализму. — «Куль- тура») парадоксально подтверждает эту мысль в стихотворении: «Как выжить, не уходя»:
Напрасно
на бес-по-мощ-ном пути З-Эрос* заговорил
своим бес-по-мощ-ным голосом...
(Герасим Люка, пер. Д. Березний)
*зеро (от фр. zéro ноль)
Только язык способен воссоздать чело- веческое в том нечеловеческом мире, в котором он оказался. То есть поэзия в ее современном звучании — это вызов миру капиталистической сделки, его потреби- тельскому куражу. И именно оттого она стала для нас так трудна, что мы этим ку-ражом очарованы.
При этом нельзя забывать, что поэзия во все времена пыталась быть голосом общества, превращая его болезненные импульсы в стихотворение, и таким об- разом как бы заново это общество изо- бретая. Все же сила хорошего стиха не в том, чтобы сказать все, что хочешь, а в том, чтобы сказать что-то новое, не- что такое, что с новой силой перечерк- нет привычные высказывания. В этом смысле Рембо гораздо ближе рабочим Парижской коммуны, чем буржуа в Вер- сале в 1871 году, потому что он решился перечеркнуть привычное — служение элите — двинувшись к рабочему, созда- вая для этой части общества его соб- ственную стихотворную реальность.
Но важно подчеркнуть, что это движе- ние Рембо к рабочим никогда не было продиктовано желанием угодить мас- сам. Отнюдь. Дело в другом: большой поэт просто не может находиться в ва- кууме, он всегда готов рискнуть, отзы- ваясь на динамику современности, ка- кой бы эта современность ни была. Соб- ственно, главный риск для него как раз в том, что массификация, движение к тому, чем живут широкие массы, может приве- сти к поэтическим эрзацам, то есть к вто-ричности. Но почему бы не сделать из са- мой своей жизни поэму, выражаясь сло- вами Рембо? И тогда само общество мо- жет стать стихом, в котором возможно то, что в рутинной жизни оказывается невозможным под гнетом навязанных норм и иллюзорных идеалов.
Тут можно вспомнить и созданный Бодлером образ бродяги, который стал лучшим ответом урбанизации; и Рембо с его пьяным кораблем, показавшим, как колониализм разрушает общество; и Аполлинера, экспериментировавшего с языком в своих поэмах, приближая их к живой разговорной речи. То же в той или иной степени пытается осуществить поэ- зия современная — дать ответ невозмож- ному горю XX века и невозможному ку- ражу консьюмеризма.
Более того, поэзия, как и другие формы искусства, смотрит в будущее, делает прогнозы, которые нередко оправдыва- ются, как показывает время. Как в сере- дине XIX века многоголосие в поэзии Марселины Деборд-Вальмор (1786–1859; крупнейшая поэтесса французского ро- мантизма — «Культура»), которую обо- жали Бодлер и Верлен, предопределило движение феминисток, так сегодня стихи Шарля Пеннекена (род. в 1965 году, поэт, музыкант. — «Культура»), мне кажется, предопределяют появление народного голоса, долгое время презираемого нео- либеральным медиасообществом. А та- кой молодой поэт, как Ян Мираль (род. в 1981 году, поэт. — «Культура»), возро- ждает романсы, в которых предлагает со- единить фрагментарные повествования в раздробленном мире (север/юг, хри- стиане/мусульмане, богатые/бедные...) в цельную жизнь.
К слову, в плане форм современная поэзия очень разнообразна, и это еще один урок, который она преподносит нам. Ведь многообразие форм — усло- вие существования поэзии, существо- вания разных голосов поэтов и каждого голоса в отдельности, стремящегося вы- биться, обозначить себя в полифонии. Только тот голос приобретает свою зна- чимость, который устанавливает отно- шения с другими, взаимодействует с дру- гими. И это тот идеал, который не остав- ляет современная поэзия — дать ответ атомизации современности, которая ви- дится как нечто невообразимое, невоз- можное — то, чего быть не должно. Поэ- зия силится даже в языковом отноше- нии вернуть людям утраченную коллек- тивность, напомнить о нашей общности в мире, который сегодня больше напоми- нает толпу отдельных лиц.
В конце концов, поэзия — это не про- фессия, сколько бы ее ни пытались сде- лать таковой. Она противится этим рам- кам всеми силами. В ней, конечно, не- мало случайных людей, графоманов, но, чтобы отделить зерна от плевел, нужно внимательно слушать поэзию во всем ее многообразии. И это то последнее, что я выделил бы в качестве еще одного урока для нас: современная поэзия призывает нас к постоянному вниманию, концен- трации.
Подготовил и перевел с французского Дмитрий БЕРЕЗНИЙ
